«Преподаватель при всём классе сказал: «Тебя родители бросили, ты никому не нужен»

В преддверии нового учебного года, мы поговорили для сайта BYSOL с бывшими политзаключёнными о том, как чувствовали себя в школе их дети.

Испытывали ли давление или поддержку со стороны школы, одноклассников? Понимали ли, что происходит с их репрессированными мамой или папой? Как справлялись с новыми вызовами в своем раннем возрасте? Мы задали эти вопросы бывшим политзаключённым, которым вы помогли, поучаствовав в их персональных сборах на сайте BYSOL.

Сергий Мельянец: Старшего сына вызывали к идеологу колледжа, младших детей пропускали через психологические тесты 

Сергий Мельянец — активист и христианский проповедник, отец семерых детей. Его задерживали за молитвы о Беларуси в августе 2020 года. Позже к его семье пришли домой и составили протокол за бело-красно-белые жалюзи.  На этом от Сергия не отстали, на него самого и его семью пытались надавить и через детей.

— После судов из-за неправильного цвета жалюзи, нам выписали штраф, а в школы и колледж детей направили бумагу, чтобы те провели с нами профилактические мероприятия, хотя статья, по которой нас осудили, была простым административным нарушением. То есть такое «преступление» не угрожает психике и здоровью детей. В самом документе не уточнялось, в чем конкретно должны заключаться такие мероприятия, но руководство школ решило провести целое социальное расследование. Оно началось с того, что наших детей начали вызывать на разговоры: старшего сына вызвала идеолог колледжа полиграфии. Кроме нее присутствовала психолог, еще какие-то женщины, и сыну целый час капали на мозг о том, что из-за наших взглядов на ситуацию в стране для него может все плохо закончиться. Угрожали, что если еще раз придет такая бумага на него самого или его родителей, то его просто исключат. Говорили, что бело-красно-белая символика – фашистская, ну и в целом знатно подпортили ему настроение. Сам он ничего нам не говорил, но я увидел, что сын пришел грустный и поинтересовался, что случилось.

Сергий решил, что такой инцидент нельзя просто так оставить, предал огласке эту информацию, и уже в следующий день пришел поговорить с идеологом. В колледже Сергия встретили на пороге и отвели сразу к руководству. Там полтора часа общались с ним и уверяли, что сын просто не так все понял и об отчислении никто ничего не говорил. После этого сына оставили в покое, и он смог доучиться.

— Социальное расследование над нашей семьёй длилось около двух недель. Всюду были направлены нарко-, алко-  и другие запросы. В ходе расследования хотели узнать, состоим ли мы на каких-то учетах. Нам пришлось собирать много характеристик, а детей пропускали через разные психологические тесты. В некоторых из них были очень личные вопросы.

На итоговое заседание Сергий пришел со всей своей многочисленной семьей, позвал друзей и даже – неофициально – журналистов. В школе не ожидали, что придет столько людей, но в результате получасовых переговоров, почти все смогли попасть на заседание. Все документы были рассмотрены. Сергий настоял на том, чтобы рассмотрели и бумагу от Беларуского Хельсинкского Комитета в защиту его семьи. Комиссия отказалась ее принимать во внимание.

—  В итоге вынесли решение, что наша семья благополучная, а детям ничего не угрожает. Во время социального расследования, у детей были инструкции от нас о том, как себя вести: я просил записывать на диктофон все разговоры с администрацией школы, иметь телефон всегда под рукой, чтобы чуть-что они сразу могли связаться с нами.

С одноклассниками проблем не было. От детей в школе отстали.

Когда в 2024 году Сергия снова задержали, его начали шантажировать детьми.

— Следователь КГБ угрожал, что если я не подпишу бумаги, то он арестует мою жену, посадит в тюрьму старших совершеннолетних детей, а младших заберут в интернат. Он показал мне фото, которые они нашли в телефоне у моей жены, на которых она стоит на улице с Библией во время женских протестов. Следователь поставил меня в известность, что по закону, если родители отсутствуют 10 дней, то приходят органы опеки, и несовершеннолетних детей отправляют в интернат. Ясно, что за 10 дней сделать доверенность или оформить опеку на бабушку и дедушку нереально. Следователь говорит мне: у нас есть материал, чтобы твою жену тоже посадить и после того, как я поговорю с тобой – я уже назначил время – твоя жена должна приехать ко мне в кабинет. Он прямо при мне позвонил своему коллеге, и спросил, подошла ли к ним моя жена, сказал, чтобы тот задержал ее и готовил документы, чтобы отправить ее на Окрестина. Я сижу молюсь и все равно не подписываю. Я уже находился в ужасном положении, а тут становится ясно, что не только я, но и мои родные люди могут пострадать… Кроме того, они уже проводили обыск у меня дома, а на допросе следователь говорил, что тогда они все делали «без огонька». Теперь обещали, что если я не подпишу бумаги, то придут второй раз и вскроют полы, стены, потолки.   

Тем не менее, Сергий отказался подписывать документ, в котором признает свою вину. Когда он вернулся в камеру, сокамерники убеждали его, что лучше подписать все, что требуют, даже если он не согласен с написанным. Ведь речь идёт о безопасности семьи. Сергий решил попросил «коридорного» передать следователю КГБ, запрос, чтобы еще раз поговорить, но тот так и не появился. Через несколько мучительных дней в неведении, Сергия чудом отпустили из ЦИП Окрестина. После освобождения Сергий и его семья сразу же покинули страну.

В данный момент Служба «Скорой гуманитарной помощи», в которую входят фонды BYSOL и «Страна для Жизни», общественная кампания BY_Help и Инициатива Dissidentby, а также партнеры – Ассоциация белорусского бизнеса за рубежом и Ассоциация беларусов Америки, проводит сбор «СОБЕРЁМ РЕБЕНКА В ШКОЛУ».     Напомним, сборы для детей политзаключенных проходят три раза в год: для того, чтобы помочь их родителям купить самое необходимое в школу, подготовить им рождественский подарок и подарить им возможность отдохнуть на летних каникулах. Их семьи получают небольшие выплаты, но и это помогает им в нелегкой финансовой ситуации, а также напоминает о нашей солидарности и памяти о них и их близких, пострадавших за свои политические взгляды. Прими участие в «Детском сборе»

Антон Маслыко: «У сына до сих пор осталась обида на классного руководителя»

Семья Антона Маслыко жила интересной жизнью недалеко от Минска. Сам Антон работал, выступал со своей рок-группой «Неизвестный маршрут», варил пиво, делал вино. Как и многие беларусы, семья поддержала демократические перемены, выходила на мирные марши протеста. За это семейную пару задержали прямо на глазах у троих маленьких детей. Отца осудили на полтора года заключения, маме дали 3 года «домашней химии».

— Когда нас задержали, дети находились в машине. Им никто ничего не объяснил. Они, конечно, испугались, не понимали, что будет дальше. Позже старшим детям (7 и 11 лет) сказали, что произошло и что в ближайшие полтора года меня не будет, поэтому надо держаться. Младшей дочери (3 года), сказали, что я уехал в рабочую командировку.

Детям было довольно сложно: их привычная жизнь сильно изменилась. Ранее активная семья теперь не могла куда-то поехать, детям пришлось стать более самостоятельными. К тому же жена Антона только вышла из декрета, поэтому финансовой составляющей в семье занимался он один.

— Самое сложное, когда находишься в заключении – это отсутствие информации о твоей семье. Неизвестно, что у них происходит, справляются ли, хватает ли им на жизнь. А ты сидишь как тунеядец и ничем не можешь им помочь: мало того, что не зарабатываешь, так они еще и тратят свои деньги на тебя… Сложно было и то, что я не мог морально их поддержать, успокоить, объяснить детям, что со мной все хорошо, что не нужно переживать. Тяжело было смотреть по фотографиям, как дети растут, без тебя куда-то ходят. Я переживал, что младшая дочь может многого обо мне не вспомнить: ей было 3 года, когда меня задерживали, а когда я вышел – уже 4,5 года. Прошло пол её жизни…  

Дети поддерживали отца: писали письма, рисовали рисунки, отправляли фотографии.

— Они даже собирали мне какие-то передачи, хотя я просил, чтобы они лучше купили себе конфет или что-то вкусное. Но они где-то себя урезали, а мне отправляли передачи.

Одноклассники не изменили отношения к детям политзаключенного – они не слишком разбирались в том, что произошло.  Но вот учителя иногда проявляли самодеятельность.

— У среднего сына, Степана, в школе были проблемы с классным руководителем. Преподавательница зачем-то при всем классе сказала: «Тебя родители бросили, ты никому не нужен». Меня не было, его мама была на «домашней химии», поэтому школу посещать она не могла. И учительница позволила себе такое сказать при других детях. Конечно, ребенок разобрался, как оно на самом деле, но после этого случая у него не было никакого желания находиться в классе, ходить на уроки этого преподавателя, а обида осталась до сих пор.

Ольга Филатченкова: «Когда меня освободили, нам с дочерью пришлось заново знакомиться»

Ольга Филатченкова – бывшая преподавательница БГУИР, которую в 2020 году лишили свободы по «делу студентов».  На момент задержания Ольги ее дочери Маше было 7 лет. Тогда девочку забрала к себе в другой город сестра Ольги, а самому ребенку сказали, что мама в командировке.

— Ее окружили заботой, она жила с двоюродными братом и сестрой, но вопросы все же задавала. Например, где находится та командировка, что маме приходится писать бумажные письма, почему она не может просто позвонить. Когда начались наши суды, Машу привезли в Беларусь и сказали ей правду. Она не слишком удивилась, потому что и сама это подозревала. Мы, взрослые, почему-то думаем, что дети ничего не слышат и не понимают, но это не так.

Когда девочка снова вернулась в свой класс в беларуской школе, её все старались поддержать.

— Когда меня освободили, нам с дочерью пришлось заново знакомиться, привыкать друг к другу. Все-таки два года в таком возрасте – это почти 25% ее жизни. Когда я попала в тюрьму, моя дочь любила ярко-розовый цвет, а когда я освободилась, розовый цвет уже полностью исчез, все стало черного цвета или темных оттенков. Это мелочи, но все-таки человек стал совсем другим. Это уже был человек на два года старше той девочки, которую я оставила в 2020 году.  У нее были свои истории, которые она прожила без меня, свои путешествия, приключения, мысли – и обо всем этом мне нужно было узнать: что она любит сейчас, что думает, как к чему относится.

По словам Ольги, ее сын-студент Иван от ареста матери пострадал даже сильнее маленькой дочери: задержание и обыск проходили на его глазах, а ответственность за семью легла на его плечи.

— После моего задержания у него начались психомоторные проблемы, ему пришлось принимать антидепрессанты, чтобы наладить сон. Старший сын оказался в таких обстоятельствах, что резко стал главным в семье, а он к этому не был готов. Получилось так, что Машу сразу поддержали и постарались создать ей максимально комфортные условия, а Ваня был уже взрослым и над ним так не тряслись.
 

Соберём в садик и школу детей политзаключённых вместе